Вечорница. Часть 1 - Елена Воздвиженская

наложено было, а может сам был колдуном и умел.

С тех пор бабы наши вообще перестали в лес ходить, боялись шибко. Ягоды на поле собирали, что за деревней сразу. Ну а мужикам деваться некуда, им дрова надо заготавливать на зиму, охотиться опять же. Да и мало ли чего там бабам показаться могло. Тем более больше никто того мужика не встречал.

А после стал кто-то по ночам коров резать прямо в хлеву. То у одних поутру корову найдут растерзанной, то у других. И что самое интересное – собаки не лаяли по ночам, не слыхать было, а ведь если бы волка почуяли должны были рычать, а тут ни звука.

Мужики решили в лес идти, всё одно – на волка грешат. А бабы, те сразу того мужика вспомнили.

– Не иначе как оборотень он, – твердят, – Он это по ночам шастает.

И вот значит ушли мужики охотиться на волка. Долго их не было. А когда вернулись, то рассказали, что нашли логово оборотня, да его самого упустили, увидели они мужика того меж деревьев, да когда пошли к нему, он на землю упал, перекувырнулся через себя и тут же волком оборотился и убежал, так что и не догнать его было, однако же подстрелили они ему заднюю лапу.

После вроде притихло маленько всё в деревне, скотину никто не трогал. Да вдруг мужик пропадает один, поехал в город на телеге, а вечером конь вернулся с пустой телегой, без хозяина. Искать стали. И нашли в лесу одну одёжу от того мужика и больше ничего. Как сквозь землю провалился. Тут деревенских злость взяла, решили мужики во чтобы то ни стало изловить оборотня. Сказали, мол, пока не изловим и домой не вернёмся.

Бабка одна, которая кой-чего понимала тоже, дала им с собой пояс особый, наговорённый, на том поясе узелки были завязаны с молитвой, Этот пояс велела она возле той землянки кругом расстелить на земле, мол, войти в тот круг оборотень сможет, а вот выйти обратно уже не по силам ему.

Сделали мужики всё, как она велела. Устроили засаду у той землянки и на третьи сутки подстрелили зверя. В логово своё он вернулся в волчьем обличье, а как убили его, так на землю упал и человеком оборотился, только лапы не успели, так и остался – до колен как человек, а после – волчьи лапы. Жутко, говорят, это было видеть.

А как всё кончено было, решили мужики ту землянку разворотить, чтобы и следа не осталось, и памяти. Как стали ломать, то нашли платья да ленты, да одёжу мужскую, видно людей он сюда таскал, нечистый. Смрад стоял в той землянке страшный.

После того тихо стало в деревне. Однако народ помнит и по сей день ту историю. Так то.

Двоедушник

– Слыхал я от отца такую историю, – повёл разговор дед Семён однажды долгим осенним вечером, – Как в деревне одной двоедушник жил, и как отец мой с ним повстречался.

– А кто это, деда? – подивилась Катя незнакомому слову.

– А это человек, – ответил дед, – Обычный с виду-то, вот только внутри него, окромя своей души, Богом данной, поселяется ещё одна… Да и как сказать? И не душа это вовсе, конечно, а сущность какая-то. Днём ни за что не догадаешься, коль в таких делах несведущ, а вот ночью, как ляжет спать такой человек, так эта сущность свободу получает, на волю выходит из него, а там уж и творит, что ей вздумается. Но, кто понимал маленько, те могли распознать двоедушника.

– И что же там случилось в той деревне? – спросила снова Катя.

– А вот послушайте, – сказал дед и начал рассказ.

– Когда отец мой молодым был, неженатым ещё, то пошёл он в город, в рабочие наниматься, денег заработать маленько. Ну а как раньше ходили? Лапти обул, подпоясался, да вперёд на своих двух. До города было два дня пешего пути, и вот идёт мой отец, уже смеркаться начинает, а по дороге деревенька стоит, решил он попроситься на ночлег в какую-нибудь избу. Смотрит, на краю деревни как раз небогатая изба стоит, старая, покосившаяся.

– Ну, – думает отец, – Здесь, такой же как я живёт, небогатый человек, такие пустят охотнее.

Постучал, дверь отворила старуха, рассказал ей отец что да как, она и пустила его ночевать. А жила она с младшим своим сыном, он вроде как не в себе был, дурачок с виду. Сидит на лавке, со щепочками играется, а самому годков уже немало, лет может сорок. Возле лавки лучина воткнута, внизу бадья с водой стоит. Посреди избы стол, на столе горшок с картошкой.

– Садись, ужинать станем, – говорит старуха отцу.

Сели, старуха и стала расспрашивать отца про житьё-бытьё, откуда, мол, будешь сам, куда путь держишь? Ну а после, как отец про себя поведал, старуха и про себя речь завела.

– Хозяин мой давно помер, лет двадцать как. Остались мы одни с Гришкой, – кивнула она на мужика, сосредоточенно ковырявшего ложкой картофелину, и не замечавшего ничего кругом, – Гришка у меня младшенькой, старшие живут отдельно, помогают нам чем могут, да ведь и у самих большие семьи. Старший было звал меня к себе, да куда ж я без Гришки? А Гришку они к себе не хотят брать. А разве ж его вина, что он вот таким уродился?

Старуха вздохнула. Отец её спрашивает:

– Да ведь он мирный вроде, тихий?

– Мирный-то мирный, – опустила старуха глаза, – Да бывает находит на него, хулиганить начинает.

– Дерётся что ли?

– Да ты ешь, ешь, – спохватилась вдруг старуха, переводя разговор.

Отец поел и поблагодарил хозяйку за еду. А Гришка всё так же сидел и ковырял свою картофелину, так что непонятно было, чем он и сыт. На вид же мужик не выглядел измождённым, видно было, что питался он хорошо, старуха же была напротив сухонькая да маленькая.

За окном совсем уже стемнело, стали и спать собираться. Гришке мать постелила на лавке, а отцу на сундуке, что в углу избы стоял, сама же на печь забралась.

Гришка, лишь только повалился как куль на лавку, так тут же и уснул. Отец даже подивился, как так можно быстро засыпать? Старуха малость поворочалась на печи и тоже захрапела. А отцу не спалось, на новом месте, известное дело, не в родной избе. А тут ещё ночь выдалась яркая, лунная. Полная луна в окно заглядывает, в избе светло сделалось, как днём.

Ворочается отец с боку на бок, не идёт никак сон. И вдруг видит – Гришка сел на своей лавке. Ну мало ли, может по нужде человеку надо. А Гришка сидит и не встаёт, уставился на отца, а взгляд такой страшный, неживой какой-то. Отцу не по себе стало, сделал он вид, будто спит, а сам сквозь веки тихонько подглядывает.

Гришка пялился, пялился, а после как упадёт резко на лавку, дёрнулся, вытянулся в струну и затих, отец даже испугался – не помер ли он? Смотрит, а из-под лавки кот вдруг выходит – большой, чёрный, глаза жёлтые горят. Сел этот кот напротив отца, посмотрел пристально, будто проверяя, спит ли он, а после тихонько дверь отворил лапой и в сенцы.

Отец обождал немного и за ним. Интересно ему стало, молодой вишь ли был, задор горит. И вот вышел он во двор, видит – кот выходит за калитку. Отец тихонько за ним. Кот, крадучись вдоль забора пошёл, потом улицу перебежал, дальше и дальше, и вот пришли они на край деревни, к одной избе, кот шмыгнул под калиткой и пропал.

Отец поближе подобрался, через забор перелез, и видит – кот в избу заскочил. Отец к окошку подкрался и заглядывает. В избе от луны светло. И видит, посреди избы Гришка стоит как есть! Вот это да, откуда он тут взялся? Смотрит отец, что дальше будет. А там люди, спят и не просыпаются, так крепко спят, что и не слышат, как Гришка по избе ходит.